«Савченко тяжелее, потому что у нее есть надежда»
Известный врач-психиатр, советский диссидент, украинский правозащитник Семен Глузман рассказал о своем заключении в советских лагерях и шансах освободить украинскую летчицу Надежду Савченко.
О голодовках и диссидентстве
Наши голодовки были акциями абсолютно не политическими, не масс-медийными. Это было эмоциональное сопротивление тоталитарному режиму. Каждый из нас прекрасно понимал, что, во-первых, умрешь, и никому не станет известно; во-вторых, даже если цивилизованный мир узнает о твоем заключении спустя несколько месяцев, в твоей жизни ничего изменится. Брежнев и команда тебя не выпустят.
Ты голодал, понимая, что перед тобой тоталитарный монстр, которому ты разве что мог сказать: «Я тебя не боюсь». Это единственный способ показать свое неуважение и отсутствие страха.
По инструкции МВД раз в десять дней приходил врач, мерял давление, смотрел пульс и кормил тебя искусственной смесью. Причем, если ты сопротивлялся, тебя кормили насильно.
Это твой эмоциональный вызов. Либо ты умрешь, не успев проконтролировать свое состояние, либо ты снимаешь голодовку. Последний раз, когда я снял голодовку, мой вес был 42 кг. Но я был в сохранном душевном состоянии, потому что понимал, что сказал свое «нет» тоталитарному государству, частью которого я был.
Известный российский правозащитник, близкий друг Сахарова, Сергей Адамович Ковалев, который был омбудсменом при Ельцине, однажды попал к нам. Он был арестован за то, что был редактором подпольного издания «Хроника текущих событий». Он сказал, что когда смотрел на все, что мы делали, со стороны, находясь со своей семьей, не понимал, почему мы так активно проявляем ненужную, как он считал, агрессию по отношению к правительству и лагерной администрации. Мол, раз посадили, так сидите. Но, оказавшись в лагере вместе с нами, прекрасно понял, что сопротивление необходимо каждому из нас.
О Савченко и политическом интересе
Это самое существенное отличие. Савченко знает, что о ней знает мир, что за нее борются. Может быть, это даже тяжелее. Потому что когда ты знаешь в лицо своего единственного врага, знаешь, что ты с ним наедине, ты стратегически более независим. А ее пребывание в заточении все-таки зависит от многих факторов, адвокатов и прочего. Я уверен, что Савченко тяжелее, потому что у нее есть надежда. Это, я думаю, действует наиболее раздражительно. В наших случаях никакой надежды не было.
Когда ее сделали номером один партии и еще какие-то регалии дали, ее цена в понимании Путина несметно возросла.
Я считаю, что во многом виноваты ее адвокаты и украинские политики, которые жалобно кричали с утра до вечера «Надя, ты нам нужна!» и прочее. На самом деле, у нее была возможность тогда не прекращать голодовку, первую. Потому что, как я понимаю, Путин был готов к какому-то радикальному решению уже тогда. Потому что все это было очень неожиданно.
Есть много нюансов, о которых не принято говорить. Журналисты не хотят тревожить политику. Цена страшная – смерть человека. Но это был единственный выход для нее, единственная реальная возможность освободиться и вернуться на родину. Сейчас цены выросли, потому что политика вмешалась.
Источник: Обозреватель, 14.04.2016
