Что происходит с нынешним миром?

Предлагаемая вашему вниманию в переводе статья Мирослава Мариновича,украинского правозащитника, публициста, религиоведа, члена-основателя Украинской Хельсинкской группы, организатора амнистерского движения в Украине, вице-ректора Украинского католического университета во Львове (из Википедии) и — просто глубоко мыслящего человека, была написана и опубликована накануне празднования 25-летия Независимости Украины. Поэтому в ней нет рефлексии на факт демонстративного присутствия на юбилейном военном параде в Киеве рядом с Порошенко польского президента Анджея Дуды. Но эта деталь нисколько не умаляет, а лишь подчеркивает смысл и значение исследования автором нынешнего состояния дел в мире. И его выводов о перспективах нашего света.

Мирослав Маринович:

С каждым разом я все более не понимаю этот мир, а потому и не имею, что о нем сказать. Надо было бы промолчать и на этот раз, но невралгическое для Украины решение Польского сейма заставляет осмыслить хотя бы для самого себя то, что происходит.

Важные выводы относительно Польши уже сделаны другими: конец «медового месяца». Исчерпание парадигмы Гедройца. «Рука Москвы». Политическая игра местных элит. Все так — но почему? Почему этого не произошло еще несколько лет назад? И почему одна за другой «сходят с ума» другие страны?

И здесь в голову приходит обобщающий вывод: исчерпывается не только парадигма Гедройца — исчерпывается более широкая парадигма, в которой до сих пор функционировал мир. Вера в эффективность прежнего modus vivendi приходит в упадок, а формула новой веры еще не вызрела.

Ящик Пандоры открыл, конечно же, Путин. Его команда, кажется, сообразила, что если события покатятся самотеком, то России через несколько лет — конец. Она сама провалится под собственной тяжестью. К тому же в Кремле инстинктивно чувствуют: каждый подъем Киева автоматически означает упадок Москвы. Поэтому спасение путинского режима — в том, чтобы «перевернуть шахматную доску» вообще.

Массовый exodus беженцев, мастерски направленный на Европу, вызвал вулканическое пробуждения национального эгоизма. Целый ряд народов пришел к выводу (правильному или неправильному — речь тут не об этом), ​​что если они слепо будут повиноваться Брюсселю, то навредят своим национальным интересам. Идея коллективной защиты затрещала, пропустив в трещины потребность национальной самозащиты.

Трещины пошли дальше. Сначала Голландия на своем референдуме проголосовала не столько против Украины, сколько против Брюсселя. А потом и Великобритания через свой знаменитый Brexit решила, что лучше она позаботится о своих интересах самостоятельно, чем и далее доверяться брюссельской версии совместного согласования интересов.

В Турции Эрдоган ломает хребет исторической и едва не сакральной «парадигме Ататюрка» с особой ролью армии, которая была до сих пор гарантом светскости государства. И даже в Америке Трамп на каждом своем предвыборном выступлении тоже «переворачивает шахматную доску», разрушая все возможные табу американской политкорректности, которые казались вечными, — и похоже, именно этот стиль бунта против устоявшихся канонов больше нравится огромному числу американцев.

Наконец Польша «волынским» решением своего Сейма заманифестила, что «эпоха Гедройца», то есть (в данном случае) обеспечение безопасности от России через сотрудничество с потенциальными союзниками на Востоке, перестала соответствовать политическому моменту. Польша достигла безопасности через вхождение в НАТО и ЕС, приобрела значительную мощь, вошла в клуб сильнейших европейских партнеров, поэтому ее нынешняя руководящая элита хочет быть игроком, который будет диктовать условия слабейшим. Доктрина же «национального стыда», которой Польша отчасти признавала недостатки своей давней политики в отношении национальных меньшинств, этой цели, по мнению новой элиты, противоречит.

Повсюду в мире либерально-демократические формулы силы и безопасности уступают место формулам националистически-авторитарным. Центральный тезис «игры с положительной суммой» — а именно от сотрудничества выигрывают все участники, — перестал быть аксиомой: ее теперь снова надо доказывать. А между тем все игроки с особым наслаждением осваиваются в уже подзабытых, но по-свежему привлекательных правилах «игры с нулевой суммой»: заботься о своих собственных интересах, а проблемы других — это их проблемы.

Беда не в том, что исчерпывается вера в брюссельскую бюрократию, — она, бюрократия, давно заслуживает хорошей взбучки. И американцы вряд ли зря сердятся на бюрократию вашингтонскую. То есть кризис, как всегда, может стать основанием для выхода на новый виток развития. Беда только в том, что в нынешнем глобализированном мире каждый резкий крен в сторону от принципа «добавленной стоимости» к принципу «нулевой суммы» грозит войной всех против всех, то есть в конце концов — очередной мировой войной. Ведь чем закончилась азартная европейская игра в национальный эгоизм в середине ХХ века, хорошо известно.

Народы долго повторяли лозунг: «Никогда больше!» — Так долго, что оно и приелось. А сейчас, похоже, захотелось лозунгов прямо противоположного: «Сейчас — и сразу!».

Поэтому перечень мировых событий, которые иллюстрируют нарушение прежних табу, будет еще, наверное, продолжен. Ведь нарушение табу не только сладко — оно и заразно. У тех, кто его нарушил, появляется роскошное чувство субъектности: «Теперь рулить парадом буду я!». А у тех, кто на нарушение табу еще не решился, появляется страх, что к моменту «деления пирога» он может не успеть.

Что происходит дальше, хорошо видно из ритуального танца так называемых первобытных племен, в котором отражаются последствия нарушения табу: соперничество нарастают в геометрической прогрессии, движения «танцоров» становятся все более агрессивными, вражда «всех против всех» пленяет умы и души и в конце разряжается всеобъемлющим насилием.

Воистину, чтобы Иисус мог спасти этот мир, последний должен поставить себя на грань катастрофы…

Какова в этой реконструкции роль украинского евромайдана? Ведь Путин «перекинул шахматную доску» не от нечего делать, а в момент острой угрозы для него, когда украинский Майдан одержал победу. В философском плане Майдан был апофеозом национального согласия украинцев через преодоление прежних языковых, религиозных и региональных противоречий. Всю их прежнюю логику «нулевой суммы» вобрала в себя «нулевая толерантность» к Януковичу (а еще больше — к Путину в начале его агрессии). Поэтому во всем остальном проявилось невероятное для Украины сотрудничество по формуле «добавленной стоимости», или «позитивной суммы».

Майдан был апофеозом европейской идеи: преодолевать противоречия путем сотрудничества. Недаром Адам Михник назвал евромайдан «величайшим моментом проявления смыслов европейских ценностей». Это была феерическая победа классических ценностей — любви, самопожертвования, стремление к справедливости, готовности поддержать слабого. Она была невыносимой для «коллективного Путина», который в ответ задействовал, наоборот, все дьявольское: ненависть, ложь, агрессию, гордыню, коварство. Все два с хвостиком года он пытается доказать, что именно его линия пренебрежения к общепринятым табу и будет в конце концов успешнее вдохновленного идеализма Майдана.

Поэтому заявку на иные принципы бытия, на другой modus vivendi, первым сделал в ноябре 2013 года именно украинский Майдан. Это была заявка со знаком «плюс»: Майдан отклонил завесу, за которой мы увидели мир любви и самопожертвования. Однако этот мир смертельно опасен для вселенского Зла, а потому оно должно немедленно начать контратаку. Его избранником стал режим Путина, и именно он сделал альтернативную заявку на другой modus vivendi — со знаком «минус».

Долгое время освобожденная от коммунизма Восточная Европа лишь по-эпигонски повторяла модели, выращенные в латинской, католическо-протестантской, а теперь — все более постхристианской европейской культуре. Своего собственного голоса Восточная Европа не имела.

Сегодня от нее исходят два предложения для мира. Хронологически первым было предложение «майданное», украинское: утвердить Европу ценностей, вернуться к ценностным фундаментам Европы. Вторым стало предложение путинское: отбросить упомянутые ценности как устаревшие. То есть разрушить прежние европейские правила «игры в добавленную стоимость» и через свободную схватку национальных эгоизмов (свободную «игру с нулевой суммой») выявить сильнейших и с ними вместе очередной раз переформатировать мир.

Украине не хватило последовательности: ее заявка была зрелищной, но непрочной. Бороться за ценности оказалось легче, чем жить в соответствии с ними. На сегодня большинство украинцев сами разуверились в тех ценностях, которые задекларировал Майдан, а отсюда и в глазах Европы порыв Майдана к новому modus vivendi выглядит фальстартом.

Зато путинский режим, наоборот, демонстрирует удивительную последовательность в утверждении своей заявки. Ему, как видим, немало удается, а открытый им «ящик Пандоры» представляется бездонным. Зло становится все заразнее, а крепости прежней европейской цивилизации падают одна за другой.

Какая модель победит? Что ждет нас в будущем?

Я ищу провиденциальный смысл в ряде противоречивых фактов:

— Почему украинцы стремятся в Европейский Союз, когда другие из него уже намереваются рвануть? Что это: странный анахронизм или вечное украинское опоздание на полфазы?

— Почему Украину не только не принимают в ЕС, но и выразительно отпихивают от него как инородное тело?

— Почему цели своей — не допустить Украину в Европу — Путин добился, несмотря на очевидную скандальность своих действий?

Другими словами, какой провиденциальный смысл в том, что Украина оказалась в тисках между российским «принуждением к любви» и европейской Ukraine fatigue — усталостью от непонятной, а потому неинтересной Украины?

Ответ мой для кого-то может прозвучать неожиданно, ибо оба альтернативные пути не соответствуют новейшему назначению Украины. Западение в антицивилизацию «русского мира» для нас гибельно — это более или менее очевидно. Поэтому проевропейские аспирации Украины являются важным предохранителем от такой опасности. В свою очередь, нежелание Европой Украины спасает нас от полного растворения в хорошо структурированном латинском мире, так как нынешняя Украина — лишь полуфабрикат, только сырой материал, в котором может вызреть новая альтернатива.

Принадлежность Украины к Европе очевидна, однако модель такой принадлежности еще нужно уточнить. Преждевременное вхождение в ЕС нынешней аморфной незрелой Украины не способствовало бы утверждению ее субъектности, ведь ЕС — это объединение не альтруистов, а выраженных прагматиков, которые научились заботиться о своих интересах. К тому же требует уточнения само понятие «Европа», к которой мы стремимся.

Нынешняя Европа все больше становится царством регулятивных правил, чем ценностей. Здесь как бы срабатывает эйнштейновский эффект времени: побродив в других мирах, космический корабль «Украина» хочет вернуться на Землю, а на ней прошло уже столько эпох, Земля, на которую возвращаются, мало напоминает ту планету, с которой когда-то вылетели. Поэтому своим майданным вызовом Украина как бы побуждает Европу вернуться в свое давно забытое прошлое, куда она возвращаться уже не хочет.

Поэтому топтание Украины на месте может быть эволюционно оправдано, если оно предусматривает пока невидимое вызревания радикального предложения, отражающего именно глубинную идентичность нашей земли. В этом смысле нынешняя Украина — это пока только цивилизационный бульон, в котором формируются «аминокислоты» нового культурного организма. Впрочем, новая альтернатива вызреть может, но не обязана это сделать. Это как дитё в утробе матери: оно должно родиться живым, но не обязано…

Сильная армия, справедливый порядок и модернизированная экономика нужны Украине, чтобы не быть поглощенной ненавистнической Россией. Однако победно одолеть кремлевского Черномора можно только утверждением новой цивилизационной альтернативы. Для этого требуются не столько брюссельские деньги, сколько мобилизация собственных украинских интеллектуальных и духовных ресурсов. В частности, требуется мобилизация молодого поколения нашей страны, которое является пока хаотичным скоплением атомов, которые еще не знают, как солидарно собраться в молекулу. Однако именно этой «молекуле» под силу было бы сказать новое цивилизационное слово, с которого для Украины (а то и для всей Европы) начнется новый отсчет времени.

Моя вера в Украину опирается не на то, что это моя родная земля, а на тот очевидный факт, что именно здесь по крайней мере дважды была сделана серьезная заявка на возвращение к ценностным основам этого мира. Несмотря на моральный беспорядок в государстве, вектор национальных устремлений очень четкий. В других государствах, даже несмотря на их успехи, ценностная платформа с каждым разом все заметнее деградирует.

К сожалению, пока для большинства украинцев упомянутые геополитические тиски — это тупик, очередной исторический рок, это кара Божья, что периодически нависает над нашим несчастным народом. Однако помните: каждый кризис — это одновременно шанс, которым мы можем воспользоваться, но который можем и утерять.

Источник: zbruc.eu, 20.08.2016

Перевод: Nova Ukraina.org, 26.08.2016