Неважно, кто стрелял
27 января 2017 года адвокат Украинского Хельсинкского союза по правам человека (УХСПЧ) Юлия Науменко добилась первого положительного решения суда первой инстанции относительно компенсации за жилье, разрушенное вследствие «антитеррористической операции» в Донецкой области. Если суды апелляционной и кассационной инстанции оставят это решение в силе, пожилая пара из Водяного получит 6,7 млн грн компенсации за потерянный дом.
У Юлии есть успехи еще в двух подобных делах: решения в пользу истцов от Апелляционного суда Донецкой области и Высшего спецсуда по гражданским и уголовным делам.
В случае, если окончательное решение по какому-то из десятка дел, которые она ведет, будет все же отрицательное, жалобы людей, пострадавших от конфликта на востоке Украины, рассмотрит Европейский суд по правам человека.
Издание «ОстроВ» беседует с Юлией Науменко о подробностях этих процессов.
— Юлия, дело, выигранное вами в Печерском суде, чем-то отличается от других подобных дел?
— Это дело не единственное, и оно не уникально. Почти вся прифронтовая зона разрушена. Достаточно много граждан обращалась в Украинский Хельсинский союз по правам человека, из Песок, Водяного, Опытного.
Изначально мы подали жалобы по всем этим делам в Европейский суд. Потом появился позитивный прецедент: один иск, от жительницы Славянска, удовлетворил Апелляционный суд Донецкой области. Славянский суд отказал в удовлетворении иска, а Апелляционный суд Донецкой области посчитал этот отказ неправомерным. Сейчас дело находится в кассационной инстанции.
Мы разработали адвокатскую стратегию, разработали форму иска, которая есть у нас на сайте. С таким иском люди могут обратиться в суд даже самостоятельно, без юристов, и к тому же освобожденными от судебного сбора.
— Как оформляется освобождение от судебного сбора?
— Это специальное прошение, отдельный пункт в иске. Мы описываем, на основании каких норм мы можем просить освободить истца от уплаты судебного сбора, прикладываем соответствующие документы: справки из Пенсионного фонда и из налоговой о том, что у человека низкий доход, выдержку из реестра о зарегистрированном преступлении, и в просительной части иска просим суд освободить истца от судебного сбора.
— Что считается низким доходом?
— Я думаю, это менее двух тысяч гривен. То есть, доход должен быть в несколько раз меньше, чем судебный сбор. Пять тысяч для суда уже не будут низким доходом.
Несколько таких наших исков сейчас находятся на рассмотрении в Печерском суде. Один иск уже рассмотрен и по нему принято позитивное решение. У потерпевших были сделанные ими фотографии разрушений, акты осмотра их дома представителями местной власти и, конечно, документы о праве собственности. Также они сами как свидетели давали показания по поводу фактических разрушений в их доме.
Мы основывались на законе о борьбе с терроризмом, статье 19, и на Кодексе гражданской защиты населения. Это два основных нормативно-правовых акта, которые позволяют людям получить компенсацию за жилье, разрушенное вследствие антитеррористической операции. К тому же есть практика Европейского суда, а теперь уже и украинского суда, которую можно приводить как пример судьям.
— Кто выступает ответчиком?
— Основные ответчики — это Кабинет министров и Государственная казначейская служба, потому что взыскание компенсации идет из государственного бюджета. Но мы подаем иск также в отношении всех лиц, которые так или иначе задействованы в проведении антитеррористической операции. Это штаб АТО, Министерство внутренних дел, Национальная гвардия и Министерство обороны Украины.
Исходя из сегодняшней практики, я думаю, можно количество ответчиков уже сократить и предъявлять иски к Кабмину как представителю государства и Государственной казначейской службе.
— Почему почти все дела рассматриваются в Печерском суде?
— Потому что наши ответчики зарегистрированы в основном в Печерском районе. Учитывая то, что почти все истцы тоже проживают в Киеве, мы выбрали такой подход и подаем иски по месту нахождения ответчика.
— Как быть пострадавшим в ситуации, когда невозможно доказать, действия какой стороны привели к разрушениям?
— На самом деле мы этого и не доказывали. Мы доказывали факт того, что жилье было разрушено, и что оно было разрушено вследствие террористического акта, во время проведения АТО. То есть, неважно, кто стрелял. Этих двух аргументов должно хватить, чтобы суд принял положительное решение.
— Я правильно понимаю, что у тех людей, у которых жилье разрушено на территории, неконтролируемой украинской властью, нет никакого шанса получить компенсацию?
— Факт разрушения доказывается не только актом местной администрации. Можно его доказывать фотографиями, публикациями СМИ, отчетами ОБСЕ, видеозаписями, показаниями свидетелей, можно составить даже с соседями акт осмотра квартиры или дома, можно и нужно брать акты местной де-факто власти, пожарных. Все равно эта информация в своей совокупности должна доказать факт разрушения дома вследствие проведения антитеррористической операции.
Есть иски и от тех людей, у которых жилье осталось на неподконтрольных территориях. Будут или нет наши суды удовлетворять такие иски, я сейчас не могу сказать. Есть одно решение по оккупированной территории: судья Печерского суда отказал в удовлетворении иска, апелляция тоже отказала, а кассация отменила эти решения и вернула дело на новое рассмотрение.
— На какой срок растягивается такой процесс, от первой до кассационной инстанции?
— Бывает по-разному. Есть законные сроки рассмотрения дел, но некоторые судьи их нарушают. Например, дело должно быть расписано в течение недели, но некоторые судьи в течение двух месяцев даже не назначают производство по делу. Они объясняют это большой загрузкой.
Не пришел один ответчик — перенесли. Следующее заседание — у судьи закончилось рабочее время, снова перенесли. Перенос — это минимум месяц, а то и полтора. И, соответственно, все это растягивается на достаточно продолжительный срок. Я думаю, что в лучшем случае на 4-5 месяцев. Некоторые иски, я знаю, не рассмотрены еще с июня.
— По вашим впечатлениям, процессы затягиваются искусственно, или объективно?
— Возможно, это действительно делается искусственно. Долгое время Верховная Рада обещала принять закон о компенсации за разрушенное жилье — быть может, судьи этого ждали. К тому же решения кассационной инстанции по первому делу еще не было. Я могу допустить, что судьи действительно ждут какой-то подсказки, как им поступать в таких ситуациях.
— До Европейского суда ни одно дело пока не дошло?
— Мы обращаемся параллельно и в украинский, и в Европейский суд. У людей, которые только что выиграли дело в первой инстанции, апелляция будет однозначно. Наши госорганы сказали, что они этой возможности не упустят. Но дело будет одновременно рассматриваться и в Европейском суде.
— Это возможно? Разве не нужно сначала пройти все инстанции в Украине?
— В идеале — нужно, когда речь идет просто о нарушении права. Тут же совершено преступление. И, по-хорошему, это преступление должны расследовать правоохранительные органы. Они должны установить виновных, и уже в таком уголовном деле мы могли бы заявить гражданский иск. Этого не происходит.
Соответственно, основываясь на том, что эффективного расследования нет, мы обращаемся в Европейский суд, и Европейский суд пока принимает такие жалобы.
Возможно, теперь, когда появляются позитивные решения, Европейский суд будет нам отказывать. Мы обращаемся и в украинский, и в Европейский суд одновременно, чтобы в Европейском суде оставить свою жалобу, если дело в итоге не увенчается успехом в суде украинском, или отказаться от нее, если украинский суд все-таки удовлетворит ее и присудит компенсацию.
— Сколько людям пришлось бы ждать ответа от Европейского суда?
— Минимум три-пять лет. И то потому, что речь идет о войне. В обычных условиях жалобы лежат еще дольше, до десяти лет.
— Та компенсация, которую присуждают суды, действительно покрывает стоимость потерянного жилья?
— Нет, потому что оценка делается с учетом подтвержденных данных. Естественно, подтвердить наличие всего имущества, что было в доме, фактически невозможно.
— Не помешают ли решения украинских и Европейского суда против украинского правительства потребовать компенсации у России?
— Я думаю, что нет, потому что когда Украина получит ряд таких исков, она будет себе представлять объемы разрушений и объемы компенсаций, которые необходимо выплатить гражданам. И тогда она уже в Гаагском суде, в Страсбургском суде сможет предъявить иск к Российской Федерации и сказать: Вы нарушили права наших граждан на такую-то сумму. Компенсируйте нам те деньги, которые мы выплатили этим людям из государственного бюджета.
— То есть, предъявлять сейчас иски России, получается, не имеет смысла?
— Если бы в Украине был реестр пострадавших, если бы Украина вела учет размеров ущерба, то, я думаю, вполне обоснованно можно было бы сделать это и сейчас. Но, к сожалению, Украина не создала до сих пор такого реестра и я думаю, что государственные органы не представляют реальное количество человек, которые пострадали, тем более — на территории, которая сейчас неподконтрольна украинской власти.
— А если иск против России подаст отдельный человек?
— Я думаю, что это бессмысленно. Это должно решаться на межгосударственном уровне. Можно, конечно, подать иск против России в России, но вы же понимаете, что суд никогда его удовлетворит.
— То есть, мы может сейчас говорить, что судебные процессы против украинского правительства необходимы для дальнейшего предъявления иска к России?
— Да, я считаю, что это нормальный механизм. К тому же все пострадавшие — граждане Украины. И в первую очередь Украина должна обеспечить их права, право на имущество в том числе. По-хорошему, можно было предусмотреть механизм компенсаций каждому пострадавшему, чтобы он шел с документами не в суд, а в местную администрацию. Украина этого почему-то не сделала. Она просто закрывает глаза на эти проблемы.
— Вы могли бы сказать, сколько подобных дел сейчас в судах?
— Лично у меня около десяти. В целом, по состоянию на декабрь 2016 года, против Кабмина было подано 25 исков. Сейчас, возможно, их немного больше.
— Это те люди, которые воспользовались специальной формой на сайте УХСПЧ?
— Те, которые воспользовались формой, те, которые обратились в центры бесплатной правовой помощи, если они инвалиды или у них очень низкая пенсия или зарплата.
— Прецедент как таковой имеет значение для будущих решений? Суды будут ориентироваться на предыдущие решения, или так не бывает?
— Так не бывает, потому что в Украине нет прецедентного права. Но я думаю, что если апелляционная и кассационная инстанции начнут поддерживать суды первой инстанции, которые удовлетворяют такие иски, то эти решения могут иметь значение для судов первой инстанции. Тем не менее, каждый случай индивидуален, и решения будут выноситься в индивидуальном порядке.
Главное тут — толкование нормы. Кто-то, как судья Печерского суда, который вынес отрицательное решение по делу о жилье на неподконтрольной Украине территории, считает, что истцы должны доказать именно вину украинских военных. Но статья 19 закона о терроризме не требует доказывания вины, она требует доказывания только факта террористического акта. И судьи апелляционной и кассационной инстанции тоже толкуют ее как не требующую доказывать вину государственных органов. Трактование нормы — это основной момент, на который должны опираться местные суды.
— Очевидно, что выплата компенсаций жителям Донецкой и Луганской областей — это еще и политический вопрос, и поэтому судьи могут бояться принимать подобные решения. Может быть, из-за этого случались отказы и положительные решения как-то исправят ситуацию?
— Возможно, что судьи первой инстанции в какой-то мере боятся взять на себя ответственность. Но я надеюсь, что наши судьи все-таки независимы от политики и будут принимать решения на основании закона.
— Вы упоминали практику Европейского суда. Относительно каких еще стран принимались подобные решения?
— Относительно Кипра, против Турции: решения касались жилья, которое было разрушено в результате террористического акта.
— Рассматривались ли жалобы такого рода от граждан Грузии?
— По Грузии Европейский суд только начинает выносить решения, но в первую очередь рассматриваются более серьезные случаи, как, например, пытки. Относительно имущества решений пока нет. Есть решения по Карабаху, по жалобам и от азербайджанцев, и от армян. Но я не знаю, исполнили ли их уже Армения и Азербайджан.
Беседовала Юлия Абибок
Источник: ОстроВ, 10.02.2017
