Майдан еще не победил

Александра Матвейчук, председатель правления Центра гражданских свобод, координатор Евромайдан SOS в эксклюзивном интервью «Республике» вспоминает о четвертом в своей жизни Майдане и размышляет, куда нужно двигаться Украине, чтобы стать демократическим государством.

– Александра, расскажите, пожалуйста, чем занимается Центр гражданских свобод?

– Наша организация занимается защитой фундаментальных прав и свобод. В нашем фокусе свобода слова, свобода мирных собрания и объединений, противодействие дискриминации, защита правозащитников. Мы работаем не только в Украине. Ведь права человека, как известно, не имеют государственных границ. Если авторитарные режимы на постсоветском пространстве тесно сотрудничают между собой, чтоб удушить гражданское общество, нам, правозащитным организациям, тоже следует работать над созданием солидарной международной платформы.

– Как обстоят дела с гражданскими свободами в Украине сегодня?

– Украина сейчас столкнулась с новой реальностью — военной оккупацией Крыма и «неоглашенной» войной, которую ведет Россия на Востоке Украины. В таких условиях очень тяжело идти по выбранному народом демократическому пути развития — реформировать милицию, проводить люстрацию судей, искоренять коррупцию и т.д.

Сама ситуация с правами человека разнится в зависимости от региона. Есть Донбасс, где идут военные действия, где поддерживаемые Россией незаконные военные формирования ведут политику террора среди мирного населения, пытают и похищают гражданских. Есть Крым, где де-факто введено российское репрессивное законодательство, где запрещают даже молитвенный молебен крымских татар в годовщину депортации. Остальные регионы готовятся к защите от внешней агрессии, но нужно отметить, что там ситуация с соблюдением правами человека нормализуется.

Собственно говоря, мы живем в очень интересный исторический период. С конца Второй мировой войны не было прецедента, чтоб государство «отжало» у другого часть территории и официально присоединило ее к своей. И тут вопрос не только в том, что должна в такой ситуации делать Украина. Тут вопрос в том, что должны в такой ситуации делать другие страны? Сбитый террористами пассажирский лайнер и смерть 298-ми человек еще раз продемонстрировали, что в этом хрупком мире все взаимосвязано.

–  В Вашей жизни было четыре Майдана, расскажите, как Вам, такой молодой, это удалось? Вы говорили о преследованиях — Вас и близких, в чем это заключалось?

– Во время оранжевой революции я была студенткой юридического факультета. Символом революции был оранжевый цвет. Помню, я одела эту ленточку еще тогда, когда мало кто ее носил. И подумала: теперь я должна вести себя так, чтоб никто даже не усомнился в моей порядочности. Потому что на мне эта вот ленточка, и по мне будут судить о людях, которые поддерживают демократию.

На выборы я пошла наблюдателем. Когда на участке закончился подсчет голосов, меня забрала к себе женщина с избирательной комиссии. Помню, рано утром мы сидим перед телевизором, где с экрана объявляют победу Януковича. И обе плачем. И тут по телевизору сообщают, что какие-то люди в знак протеста собираются на Майдане. И я пошла.

Потом был Налоговый (против удушения малого бизнеса), Мовный (против русификации), теперь Евромайдан. Главное, что я поняла: никто не застрахован, что Украине в ее пути становления как демократичному государству не понадобится еще один. Но мы должны создать гарантии, что никакой власти больше не придет в голову расстреливать безоружных людей на улицах.

Во время Евромайдана все были под прицелом. Власть вела террор жестокий и беспощадный, его жертвами могли стать все, даже случайные люди. В моем случае были и бандиты у дома, и «приглашение» в Генеральную прокуратуру. Помню, меня спросили, готова ли  я сесть. Я честно сказала, что многие люди считают себя к чему-то готовыми, пока судьба не проверит их готовность. То есть самой интересно. А про себя подумала, у меня была чудесная жизнь, которая подарила мне встречу с очень замечательными людьми, я делала то, во что верила. Единственное, что не успела, так это родить детей. Вот закончится война, и этим займусь.

– Где Вы были и что делали во время февральских трагических событий? Что можете рассказать о них?

– В офисе Евромайдан SOS. На тот момент мне уже нельзя было возвращаться домой. Помню, как раз накануне волонтеры  пошли на Майдан и опять раздали телефоны наших горячих линий. Но когда это все началось и нам начали звонить, что людей расстреливают, мы ничего не могли сделать. Мы же правовая помощь. Тогда волонтеры поехали в морги, больницы, и места, куда приносили убитых. Мы боялись, что власть уничтожит тела, и спешно составляли списки. Поэтому мы одни из первых знали, что убитых не десять и не двадцать.

И тут мне позвонил мой муж. Он сказал: «Ты же понимаешь, что я на Майдане?» Я сказала, что, конечно, понимаю. Хотя мне хотелось сказать: пожалуйста, беги оттуда. Но как я могла? У большинства из находившихся на Майдане были семьи. Я только спросила, есть ли у него бронежилет. Он засмеялся, и сказал, что они бесполезны. Мы попрощались. Помню, вышла из офиса на пятнадцать  минут, чтоб прийти в себя, а потом вернулась к работе.

Честно, мне и сейчас очень тяжело проходить по улице Институтской, где убивали людей. Многих я теперь знаю по именам, и мне до сих пор почему-то неловко, что мы выжили, а они нет.

– Как пришла идея создать Евромайдан SOS и с какими проблемами пришлось столкнуться? Кто эти люди, которые занимались поисками?

– В субботу 30 ноября прошлого года наша организация должна была проводить семинар для активистов из регионов. Понятное дело, что когда все доехали и узнали, что пару часов ранее милиции жестоко избила студентов на Майдане, было не до семинара.

Люди были подавлены, большинство порывалось пойти на Михайловскую площадь, где собирался митинг. Но мы решили подумать, чем мы, как правозащитники, могли бы быть в такой ситуации полезны. Ведь на тот момент было много пострадавших людей, и не понятно, оказывалась ли им правовая помощь.

Около десяти часов утра мы открыли страницу Евромайдан SOS в «Фейсбуке» и опубликовали два поста. Первый с номерами наших горячих линий. Второй  – с просьбой к  адвокатам, которые готовы оказывать бесплатную правовую помощь, откликнуться. И все заработало.

Во время Евромайдана количество звонков в день (а мы принимали из круглосуточно) могло достичь несколько тысяч. Только в нашем официальном списке были контакты более 400 адвокатов, которые согласились днем и ночью работать pro bono. Но Евромайдан SOS не состоялся бы, если бы нас не поддержали сотни волонтеров и активное фб-сообщество Евромайдан SOS.

Важно отметить, что большинство из этих людей никогда до этого не занимались никакой гражданской активностью. Просто когда настал критический момент, они не остались равнодушными. Евромайдан дал возможность проявить людям свои самые хорошие черты. Поэтому его и называют Революцией Достоинства.

– Каким образом Майдан SOS занимался розыском людей? Скольких удалось найти? Сколько числятся пропавшими без вести?

– За время Евромайдана всего через список пропавших прошло до тысячи человек. Большинство из них очень быстро находились. На поиски других требовались дни, недели, месяцы. Ведь раненых привозили и в подпольные больницы, оборудованные за счет пожертвований, вывозили в другие города, страны, чтоб уберечь их от преследования. Кого-то без сознания, кого-то без телефонов. Родственники звонили нам. Ну не в милицию же им было тогда обращаться.

Кто-то из списка пропавших переходил  в список убитых. Сейчас мы ищем более чем тридцать человек, пропавших во время Евромайдана.

–  Очень много говорят о том, что с Майдана похищали  людей и устраняли их, что  можете сказать об этом? Известно Вам о таких случаях?

– Могу рассказать о случае похищения моего хорошего знакомого Игоря Луценка. До Евромайдана я знала его как одного их лидеров движения «Сохраним старый Киев», они боролись за сохранение зеленых зон и памятников архитектуры в городе. Его выкрали неизвестные люди (так называемые «титушки», что сотрудничали с милицией) прямо из больницы вместе с ученым-сейсмологом Юрием Вербицким. Юрий на Майдане получил ранение в глаз. Не лишне заметить, что милиция тогда любила стрелять прицельно по глазам, у нас более 50-ти таких пострадавших.

Ту ночь я провела на телефоне с братом Юрия. Обоих украденных пытали, потом по-отдельности вывезли в лес. Игорь смог выбраться и выжить. Юрий нет.

– Что стало с этой организацией после того, как Майдан победил?

– Майдан еще не победил. Нам надлежит реформировать страну, не перекладывая это только на плечи политиков, выгнать за государственные границы российские бандформирования, вернуть оккупированный Крым. Поэтому Евромайдан SOS продолжает работать и помогать людям. Правда, в зону военный действий адвокатов не пошлешь, поэтому наши методы изменились. Сейчас мы формируем правозащитные миссии и мобильные группы, ездим и документируем, работаем с заложниками и жертвами пыток.

– Александра, как Вы считаете, правильно ли то, что майдановцы не расходятся. Что они хотят, по Вашему мнению?

– Евромайдан SOS по этому поводу сделал заявление. Мы написали, что если раньше выйти на Майдан было обязанностью  каждого честного человека, то теперь есть много реальной работы, и ее кому-то нужно делать. Импульс Майдана, то есть демократические преобразования, должны дойти до каждого самого маленького села. Я уже не говорю про войну на Востоке.

– Как Вы думаете, что нужно сегодня стране, чтобы не утратить тот импульс, который дал ей Майдан и развиваться дальше?

– Вы знаете, Майдан закончился, а гражданская активность не падает. Просто в условиях войны это не очень видно внешнему наблюдателю. Люди работают в разных инициативах: проводят расследование преступлений на Майдане, помогают раненым, возят обеспечение военным, контролируют парламент, чтоб он проводил необходимые стране реформы.

Уверена, придет время, и весь мир будет изучать наш уникальный опыт самоорганизации, когда обыкновенные люди объединяются и выполняют по сути функции государства. После Евромайдана у нас осталась  «Небесная сотня». Но на героях не выедешь, подпирать плечами общественные институты должны все. И мы это понимаем.

Источник, 22/07/2014